Константин Батюшков
Ты хочешь меду, сын?- Так жала не страшись; Венца победы?- Смело к бою! Ты перлов жаждешь?- Так спустись На дно, где крокодил зияет под водою. Не бойся! Бог решит. Лишь смелым он отец. Лишь смелым - перлы, мед, иль гибель... иль венец.
«О хлеб-соль русская! о прадед Филарет! О милые останки, Упрямство дедушки и ферези прабабки! Без вас спасенья нет! А вы, а вы забыты нами!» — Вчера горланил Фирс с гостями И, сидя у меня за лакомым столом, В восторге пламенном, как истый витязь русский, Съел соус, съел другой, а там сальмис французский, А там шампанского хлебнул с бутылку он, А там... подвинул стул и сел играть в бостон.
О, пока бесценна младость Не умчалася стрелой, Пей из чаши полной радость И, сливая голос свой В час вечерний с тихой лютней, Славь беспечность и любовь! А когда в сени приютной Мы услышим смерти зов, То, как лозы винограда Обвивают тонкий вяз, Так меня, моя отрада, Обними в последний раз! Так лилейными руками Цепью нежною обвей, Съедини уста с устами, Душу в пламени излей! И тогда тропой безвестной, Долу, к тихим берегам, Сам он, бог любви прелестной, Проведет нас по цветам В тот Элизий, где всё тает Чувством неги и любви, Где любовник воскресает С новым пламенем в крови, Где, любуясь пляской граций, Нимф, сплетенных в хоровод, С Делией своей Гораций Гимны радости поет. Там, под тенью миртов зыбкой, Нам любовь сплетет венцы И приветливой улыбкой Встретят нежные певцы.
Средь ужасов земли и ужасов морей Блуждая, бедствуя, искал своей Итаки Богобоязненный страдалец Одиссей; Стопой бестрепетной сходил Аида в мраки; Харибды яростной, подводной Сциллы стон Не потрясли души высокой. Казалось, победил терпеньем рок жестокой И чашу горести до капли выпил он; Казалось, небеса карать его устали И тихо сонного домчали До милых родины давно желанных скал. Проснулся он: и что ж? отчизны не познал.
Сей старец, что всегда летает, Всегда приходит, отъезжает, Везде живет — и здесь и там, С собою водит дни и веки, Съедает горы, сушит реки И нову жизнь дает мирам, Сей старец, смертных злое бремя, Желанный всеми, страшный всем, Крылатый, легкий, словом — время, Да будет в дружестве твоем Всегда порукой неизменной И, пробегая глупый свет, На дружбы жертвенник священный Любовь и счастье занесет!
Зефир последний свеял сон С ресниц, окованных мечтами, Но я - не к счастью пробужден Зефира тихими крылами. Ни сладость розовых лучей Предтечи утреннего Феба, Ни кроткий блеск лазури неба, Ни запах, веющий с полей, Ни быстрый лёт коня ретива По скату бархатных лугов, И гончих лай, и звон рогов Вокруг пустынного залива - Ничто души не веселит, Души, встревоженной мечтами, И гордый ум не победит Любви - холодными словами.
Мой дух! доверенность к творцу! Мужайся; будь в терпеньи камень. Не он ли к лучшему концу Меня провел сквозь бранный пламень? На поле смерти чья рука Меня таинственно спасала И жадный крови меч врага, И град свинцовый отражала? Кто, кто мне силу дал сносить Труды, и глад, и непогоду,- И силу - в бедстве сохранить Души возвышенной свободу? Кто вел меня от юных дней К добру стезею потаенной И в буре пламенных страстей Мой был вожатый неизменной?
Он! Он! Его все дар благой! Он есть источник чувств высоких, Любви к изящному прямой И мыслей чистых и глубоких! Все дар его, и краше всех Даров - надежда лучшей жизни! Когда ж узрю спокойный брег, Страну желанную отчизны? Когда струей небесных благ Я утолю любви желанье, Земную ризу брошу в прах И обновлю существованье?
Гремит повсюду страшный гром, Горами к небу вздуто море, Стихии яростные в споре, И тухнет дальний солнцев долг, И звезды падают рядами. Они покойны за столами, Они покойны. Есть перо, Бумага есть и — все добро! Не видят и не слышут И все пером гусиным пишут!
Как сладко спать в прохладной тени, Пока долину зной палит И ветер чуть в древесной сени Дыханьем листья шевелит!
Приближьтесь, жены, и, руками Сплетяся дружно в легкий круг, Протяжно, тихими словами Царя возвеселите слух!
Воспойте песни мне девицы, Плетущей сети для кошниц, Или как, сидя у пшеницы, Она пугает жадных птиц.
Как ваше пенье сердцу внятно, Как негой утомляет дух! Как, жены, издали приятно Смотреть на ваш сплетенный круг!
Да тихи, медленны и страстны Телодвиженья будут вновь, Да всюду, с чувствами согласны, Являют негу и любовь!
Но ветр вечерний повевает, Уж светлый месяц над рекой, И нас у кущи ожидает Постель из листьев и покой.
Взгляни: сей кипарис, как наша степь, бесплоден - Но свеж и зелен он всегда. Не можешь, гражданин, как пальма, дать плода? Так буди с кипарисом сходен: Как он, уединен, осанист и свободен.
О, память сердца! Ты сильней Рассудка памяти печальной И часто сладостью твоей Меня в стране пленяешь дальной. Я помню голос милых слов, Я помню очи голубые, Я помню локоны златые Небрежно вьющихся власов. Моей пастушки несравненной Я помню весь наряд простой, И образ милый, незабвенный, Повсюду странствует со мной. Хранитель гений мой - любовью В утеху дан разлуке он; Засну ль?- приникнет к изголовью И усладит печальный сон.
«Какое сходство Клит с Суворовым имел?» — «Нималого!» — «Большое». — «Помилуй! Клит был трус, от выстрела робел И пекся об одном желудке и покое; Великий вождь вставал с зарей для ратных дел, А Клит спал часто по неделе». — «Все так! да умер он, как вождь сей... на постеле».
Меня преследует судьба, Как будто я талант имею! Она, известно вам, слепа; Но я в глаза ей молвить смею: «Оставь меня, я не поэт, Я не ученый, не профессор; Меня в календаре в числе счастливцев нет, Я — отставной асессор!»
Как ландыш под серпом убийственным жнеца Склоняет голову и вянет, Так я в болезни ждал безвременно конца И думал: парки час настанет. Уж очи покрывал Эреба мрак густой, Уж сердце медленнее билось: Я вянул, исчезал, и жизни молодой, Казалось, солнце закатилось. Но ты приближилась, о жизнь души моей, И алых уст твоих дыханье, И слезы пламенем сверкающих очей, И поцелуев сочетанье, И вздохи страстные, и сила милых слов Меня из области печали - От Орковых полей, от Леты берегов - Для сладострастия призвали. Ты снова жизнь даешь; она твой дар благой, Тобой дышать до гроба стану. Мне сладок будет час и муки роковой: Я от любви теперь увяну.
Под тению черемухи млечной И золотом блистающих акаций Спешу восстановить алтарь и Муз, и Граций, Сопутниц жизни молодой.
Спешу принесть цветы и ульев сот янтарный, И нежны первенцы полей: Да будет сладок им сей дар любви моей И гимн Поэта благодарный!
Не злата молит он у жертвенника Муз: Они с Фортуною не дружны, Их крепче с бедностью заботливой союз, И боле в шалаше, чем в тереме, досужны.
Не молит славы он сияющих даров Увы! талант его ничтожен. Ему отважный путь за стаею орлов Как пчелке, невозможен.
Он молит Муз — душе, усталой от сует, Отдать любовь утраченну к искусствам Веселость ясную первоначальных лет И свежесть — вянущим бесперестанно чувствам
Пускай забот свинцовый груз В реке забвения потонет, И время жадное в сей тайной сени Муз Любимца их не тронет.
Пускай и в сединах, но с бодрою душой, Беспечен, как дитя всегда беспечных Граций, Он некогда придет вздохнуть в сени густой Своих черемух и акаций.